Стивен Кинг - Противостояние [= Армагеддон]. Книга первая
— Джун Бринкмейер, — представилась рыжеволосая.
— Да, так Джун сможет спать со мной, если ничего не имеет против. Кровать, конечно, не слишком широка, и, возможно, ты не захочешь спать со старой калошей, но у меня еще есть матрасы, и можно лечь на них. Кто-нибудь из мужчин достанет их из чулана.
— Конечно, — с готовностью вскочил Ральф.
Оливия взяла на руки засыпающую Джину и понесла в постель. Гости помогли Абигайль отнести грязную посуду в кухню. На дворе постепенно сгущались сумерки.
— Нет ничего лучше покоя, — потянулся Дик, и все оглянулись на него. Он зевнул, прикрывая рукой рот.
Вернулась Оливия.
— Быстро уснула, — сообщила она. — Девочка очень устала.
— Вы сами печете хлеб? — поинтересовался у Абигайль Дик.
— Конечно, сама, — ответила та. — И всегда делала это сама. Может быть, это и не самый лучший хлеб, но мне он нравится.
— Я сам пекарь, — просто сказал Дик. — Хален… моя жена… просила меня печь хлеб два раза в неделю. Я люблю хлеб. Несколько кусочков хлеба с клубничным вареньем — и я могу счастливо и спокойно умереть. — Том Каллен устал, — провозгласил вдруг Том. — О-Ч-Е-Н-Ь устал, — и он громко зевнул.
— Ты можешь постелить себе в сарае, — продолжила Абигайль. — Там тепло и сухо.
За окном шумел недавно начавшийся дождь. Если в такой момент ты одинок, дождь навевает тоску. Но в обществе шорох дождя был приятен; он будто объединял людей вместе. Вдалеке, со стороны Айовы, гремел гром.
— У вас есть с собой спальные мешки? — спросила Аби мужчин.
— Сколько угодно, — ответил Ральф. — Мы отлично экипированы. Пойдем, Том.
— Мне бы хотелось, — медленно произнесла Абигайль, — чтобы вы и Ник еще немного задержались.
Все это время Ник сидел за столом в противоположном углу от ее кресла-качалки. Он напряженно следил за разговором, поворачивая каждый раз лицо к говорящему. Лицо его было открытым и интеллигентным, хотя и достаточно юным. Несколько раз за время разговора Абигайль замечала, что люди поглядывают в сторону Ника, будто ожидая, что он что-нибудь скажет, или рассчитывая на поддержку. Они доверяли ему. И еще она заметила, что когда Ник смотрит в окно, его лицо приобретает встревоженное выражение.
— Кто-нибудь снимет мне матрас? — сонно поинтересовалась Джун.
— Сейчас мы с Ником сделаем это, — ответил, вставая, Ральф.
— Я не хочу сам идти в этот паршивый сарай, — закапризничал Том. — Право слово, нет!
— Я пойду вместе с тобой, бедняга, — сказал Дик. — Мы постелим себе постель и тут же уснем, — он встал. — Спасибо вам, мэм. Не могу выразить словами, как все это здорово.
Остальные согласно закивали. Ник и Ральф отправились за матрасами. Том и Дик пошли в сарай, освещая себе путь керосиновой лампой. Вскоре Ник, Ральф и Матушка Абигайль остались в кухне одни.
— Можно мне закурить, мэм? — спросил Ральф.
— Конечно. Сзади тебя стоит пепельница.
Пока Ральф вставал, Абигайль рассматривала Ника. На нем были рубашка хаки и джинсы. Что-то в его облике заставляло Абигайль думать, что она знала его раньше, знала всегда. Она ощущала какую-то фатальность момента. Будто с одного края ее жизни стоял ее отец, Джон Фримантл, высокий, темнокожий, гордый, а с другого — этот парень, юный, белокожий и немой.
Она увидела, что из сарая появилась струйка света, слегка освещающего двор, и подумала, не пахнет ли в сарае по-прежнему коровами — она не заглядывала в сарай не меньше трех лет. Не было необходимости. Ее последняя корова, Дайси, пала в 1975 году, но еще в 1987 году сарай продолжал пахнуть коровой. Ну, да ничего, если даже и пахнет. Бывают запахи и похуже.
— Мэм?
Абигайль оглянулась. Ральф сидел теперь рядом с Ником, прикуривая сигарету. Ник достал из кармана блокнот и ручку и положил на колени. Он внимательно смотрел на Абигайль.
— Ник говорит… — Ральф прокашлялся.
— Продолжай.
— Он написал, что ему трудно читать по вашим губам, потому что…
— Мне кажется, я знаю почему, — перебила Аби. — Не страшно.
Она подошла к старенькому шкафчику и извлекла оттуда давно невостребованную вставную челюсть. Вставив ее в рот, Абигайль налила себе стакан воды и вернулась на место.
— Теперь можно и поговорить, — сказала она. — Вы двое главные в этой компании, и нам нужно кое-что обсудить.
— Ошибаетесь, — улыбнулся Ральф. — Только не я. Я всего лишь простой рабочий и еще немного фермер. Старший здесь, скорее, Ник. Я только исполнитель.
— Это верно? — Абигайль взглянула на Ника.
Ник начал быстро писать, а Ральф тут же прочитал это вслух:
— Да, найти это место было моей идеей. Но я не знаю, главный ли я.
— Мы встретили Джун и Оливию в девяноста милях к югу отсюда, — добавил Ральф. — Это было два дня назад, верно, Ник?
Ник кивнул.
— Все время мы направлялись к вам, мэм. Женщины тоже шли на север. И Дик. Поэтому мы объединились.
— Вы встретили еще кого-нибудь? — спросила Абигайль.
— Нет, — написал Ник. — Но у меня было ощущение, у Ральфа тоже, что есть и другие люди, и они следят за нами. Наверное, боятся. Никак не могут прийти в себя после того, что произошло.
Аби кивнула.
— Дик сказал, что за день до того, как встретил нас, он слышал звук мотоцикла где-то в южном направлении. Значит, вокруг есть другие люди. Мне кажется, еще их могла напугать большая группа людей.
— Почему вы пришли сюда? — ее глаза будто пытались прощупать Ника изнутри.
Ник написал:
— Вы снились мне. Дик Эллис сказал, что и ему тоже. И малышка, Джина, называла вас «леди из сказки» задолго до того, как мы встретили вас. Она описывала место, где вы живете. Ваше пение.
— Милая детка, — отсутствующе сказала Матушка Абигайль. Потом взглянула на Ральфа:
— А ты?
— Мне вы тоже снились, мэм, раз или два, — сказал Ральф. Он облизнул губы. — Но большей частью мне снился… снился другой парень.
Ник начал писать, перечеркивать написанное. Закончив, протянул ей лист. И хотя ее глаза отвыкли от прописных букв, она смогла прочесть написанное. Два слова, написанные большими буквами. Она вспомнила волков на дороге, буравящих ее взглядом и скалящих зубы. Вспомнила открытый красный глаз, сверкающий из темноты и наблюдающий не только за старухой, но и за всеми этими мужчинами и женщинами… и одной маленькой девочкой.
На листе было всего два слова: «Темный человек».
* * *— Мне было сказано, — начала Аби, комкая и вновь распрямляя листок бумаги, — что мы должны идти на восток. Это сказал мне во сне Господь Бог. Я не хотела слушать. Я только старая женщина, и я хочу умереть здесь, на этом клочке земли — больше, чем желал провести детей Израилевых через Ханаанскую пустыню пророк Моисей.
